На Парижской мирной конференции были затронуты далеко не все проблемы международных отношений. На Дальнем Востоке урегулирование не было проведено в соответствии с новым соотношением сил, сложившимся после Первой мировой войны.
Как уже отмечалось, США вышли из войны значительно усилившимися, в связи с чем существенно возросли и их претензии на лидирующее положение в мире. Однако Парижская мирная конференция не оправдала их надежд: стремление американской дипломатии играть главную роль в решении международных проблем встретило активное сопротивление со стороны Великобритании, Франции и Японии.
В то же время Версальская система предоставляла большие преимущества Японии - главному сопернику США на Дальнем Востоке, что не могло не вызвать сильного беспокойства в американских правящих кругах. Версальская система не ликвидировала англо-японский морской союз, созданный в свое время против России, Германии и США.
В целом, передел мира, фактически осуществленный на Парижской конференции, нельзя было считать законченным без хотя бы временного урегулирования дальневосточных проблем. В связи с этим практически сразу после подписания мирных договоров с Германией и ее союзниками в руководстве США стали возникать планы созыва новой международной конференции, которая могла бы пересмотреть некоторые решения, принятые союзниками в Париже, в пользу Соединенных штатов.
Конференция открылась 12 ноября 1921 г. в составе представителей США, Англии, Франции, Японии, Италии, Бельгии, Голландии, Португалии, Китая. Английские доминионы и Индия имели самостоятельное представительство на конференции. Официальная повестка дня включала следующие пункты: 1) ограничение морских вооружений; 2) урегулирование тихоокеанского и дальневосточного вопросов. Вопрос об англо-японском союзе не значился в повестке, тем не менее он являлся одной из главных проблем конференции, так как без его разрешения практически невозможно было прийти к соглашению по другим вопросам.
10 декабря 1921 г. американский представитель сенатор Лодж огласил проект договора 4-х держав — США, Великобритании, Франции и Японии — о взаимной гарантии неприкосновенности островных владений на Тихом океане. Попытки Италии добиться участия в договоре были решительно отвергнуты, а сам проект был одобрен практически без обсуждения.
Соглашение 4-х держав было достигнуто в результате длительной закулисной борьбы. Переговоры об этом соглашении между делегациями начались еще 1 декабря 1921 г. и велись в полной тайне между главами американской, английской и японской делегаций.
Договор 4-х держав, подписанный 13 декабря 1921 г., явился одним из важных документов Вашингтонской конференции. Он предусматривал совместные действия участвующих в нем сторон по защите их прав и интересов на Тихом океане. В договоре указывалось, что в случае, если права этих стран «подвергнутся опасности в силу наступательных действий какой-либо державы», то договаривающиеся стороны «войдут во взаимный, полный и откровенный обмен мнениями для того, чтобы достигнуть соглашения о наиболее действенных мерах, долженствующих быть принятыми». В договоре предусматривалось, что после обмена ратификационными грамотами англо-японский союз потеряет свою силу.
Не менее важное значение имели и соглашения, посвященные положению в Китае, который в свое время отказался подписать Версальский договор в связи с тем, что бывшие германские владения на его территории были переданы японцам.
Китайская делегация на конференции выдвинула программу из 10 пунктов в качестве основных принципов для обсуждения. В программе делегации ставился вопрос об уважении территориальной целостности и политической независимости Китая со стороны великих держав.
Программа предусматривала, что Китай, со своей стороны, не будет отчуждать или сдавать в аренду какой бы то ни было державе какую-либо часть своей территории. Соглашаясь с принципом «открытых дверей и равных возможностей», представители Китая настаивали на ликвидации всех специальных прав и привилегий иностранных держав на территории страны, на возвращении Китаю бывших немецких владений, ликвидации сфер влияния, вывод иностранных войск и т.д.
Важным документом по китайскому вопросу на конференции явился договор 9-ти держав — США, Англии, Франции, Японии, Бельгии, Италии, Голландии, Португалии и Китая, — подписанный 6 февраля 1922 г. Договор обязывал подписавшие его страны уважать суверенитет Китая, его территориальную целостность, соблюдать принцип «открытых дверей».
Подводя итоги, можно сказать, что Вашингтонская конференция фактически завершила передел мира после Первой мировой войны, установив на некоторое время новый баланс сил на Тихом океане. Решения конференции стали одной из основ послевоенного урегулирования на международной арене, составной частью Версальско-Вашингтонской системы, определившей основные тенденции и противоречия развития международных отношений почти на два десятилетия. Итоги конференции ознаменовали также значительные успехи американской дипломатии в борьбе за доминирование, по крайней мере, на Тихом океане.
]]>Победа Д. Трампа на президентских выборах в США добавила турбулентности в процесс изменения баланса сил в Восточной Азии. При администрации Б. Обамы ситуация в регионе представлялась более или менее прогнозируемой - американский «разворот» в Тихоокеанскую Азию не оставлял сомнений в серьезности намерений Вашингтона препятствовать росту экономического и политического влияния Пекина как в АТР, так и в СВА. Однако новый президент решил основательно скорректировать содержание тихоокеанской политики. Прежде всего изменения коснулись Транс-Тихоокеанского партнерства (ТТП).
Выходом США из ТТП Трамп фактически разрушил проект своего предшественника, пошатнув при этом всю архитектуру региональной безопасности. Одностороннее и несогласованное решение в рамках многостороннего соглашения по ТТП придало новой тихоокеанской политике «окрас» непредсказуемости, что значительно повысило геополитические и геоэкономические риски для региональных союзников США - Сеула и Токио.
Несмотря на всю спорность статистических данных по экономическому росту КНР, очевидно, что ее экономика развивается весьма высокими темпами (6,5-10% в год). Такой быстрый рост соседа на фоне затяжной рецессии и дефляционных тенденций в Японии не мог не вызвать озабоченности японских экспертов.
Очевидно, что Восточноазиатский регион занимает особое место не только во внешнеэкономических связях Японии, но и в ее внешней политике в целом. Между тем устойчивый тренд негативных для Японии изменений в экономическом, политическом и стратегическом балансе сил в регионе требует от Токио существенной корректировки традиционного подхода к Восточной Азии как к своему «заднему двору». Если до конца 1980-х - начала 1990-х годов у «стаи летящих гусей», образованной «четырьмя малыми драконами» - Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и Южной Кореей, вожаком была Япония, то теперь с учетом стремительного роста китайской экономики и повышения роли КНР в региональной торговле и инвестициях лидером «стаи» стал Китай.
В условиях обостряющегося с конца 1990-х годов дефицита внешнеполитических ресурсов Токио ищет новые, менее затратные инструменты сохранения своего влияния на эти страны, призванные обеспечить там интересы японской политики и бизнеса. Неудивительно, что в реализации концепции «Восточноазиатского сообщества» под японским руководством и по японской же модели в стране Восходящего солнца видят наиболее рациональный путь к достижению своих стратегических целей.
Исходя из складывающихся в регионе новых реалий в экономической, политической и других областях, Токио проводит курс на укрепление всесторонних отношений со странами региона. Принципиальная позиция, сформулированная в концепции «открытого регионализма», заключается в том, что региональное сотрудничество между восточноазиатскими странами должно осуществляться в интересах предотвращения политики изоляционизма с упором на интересы регионального экономического сотрудничества. В действительности, политика Японии состоит в колебании между восточноазиатской и азиатско-тихоокеанской моделями интеграции, принципиальное различие которых заключается в возможности участия США во вновь создаваемых структурах.
Отношения с Вашингтоном занимают беспрецедентное место в формировании внешнеполитического менталитета японцев и во всей внешней политике страны. Можно согласиться с утверждением, основной смысл которого сводится к тому, что политика Соединенных Штатов Америки стала важнейшим политико-образующим фактором для Японии.
]]>История Японии представляет собой удивительный пример благополучного развития, которое за исторически короткий срок привело к тому, что изолированная восточная страны превратилась в современное государство, занимающее в настоящее время положение одного из лидеров современного мира.
В ходе этого пути Японии пришлось преодолеть немало кризисов и потрясений. Не будет преувеличением сказать, что факт их благополучного преодоления выходит по своей значимости за рамки истории одной этой страны, поскольку Японии на многообразных этапах своего развития пришлось решать проблемы, аналогичные тем, которые вставали и сейчас встают перед другими странами и народами.
После отказа Японии от самоизоляции от остального мира под давлением западных государств перед страной возникла ясная перспектива утраты национальной независимости. В отличие от подавляющего большинства иных азиатских стран Японии удалось избежать этой участи. Для этого ей потребовалось провести громадный объем преобразований, коренным образом изменивших и ее облик, и характер национальной идентичности своих граждан.
После поражения Японии во Второй мировой войне, страна была оккупирована войсками США, и сложившаяся национальная идентичность японцев подверглась серьезным испытаниям в силу происходивших в стране огромных социально-политических перемен.
В дальнейшем государство-нация в Японии доказало возможность стабильного существования нации с гомогенной национальной идентичностью, способной служить моделью здорового национального развития для многих стран в мире.
Тема данной работы – «Влияние Второй мировой войны и послевоенной американской пропаганды на японскую национальную идентичность».
Постановка проблемы: После Второй мировой войны США ввели в Японии политику демилитаризации и демократизации. Перемены в привычной для жителей воевавшей и довоенной Японии общественной жизни были довольно значительны, что не могло не повлиять на природу и характер национального идентичности жителей страны.
Детальное понимание характера смены мировоззренческих приоритетов в национальном самосознании японцев, поможет понять, как относительно небольшой по размерам стране удается занимать третье место в мире (после США и Китая, которые гораздо большее ее по размерам) по такому экономическому показателю, как «валовой внутренний продукт», например, и другим макроэкономическим индексам.
Актуальность темы работы: Современное общество часто называют информационным, постмодернистским, постиндустриальным, и т. п. К его особенностям относятся: информатизация, формирование глобального рынка, становление общества потребления, переориентация с интересов общества на интересы индивида, что ведет к увеличению социальной неопределенности.
Исследователи современного социума анализируют происходящие процессы, их характер, влияние, которое они оказывают. Это обращает взоры исследователей к темам национальной идентичности и самоидентификации, определяющих формирование личности в мире, где каждая страна вовлечена в новые процессы глобализации, информатизации, которые меняют прежнюю картину мира, ломают привычные границы.
Формирование идентичности в современной Японии обладает особенностями, которые отличают его от обществ других стран, влияют на самоидентификацию японцев.
Япония, с одной стороны, это страна, верная своим традициям, которые продолжают существовать и в настоящее время, а с другой, обладающая ультрасовременными инновациями, вошедшими в повседневную жизнь, демонстрирует образ страны, способной адекватно ответить на вызовы, которые получает, поэтому важно рассмотреть, что этому способствует.
Исследование того, что этому способствует, может помочь находить пути преодоления проблем, возникающих в современном мире в ходе процессов глобализации. Несмотря на довольно долгий период, когда Япония развивалась в условиях американизации, она, тем не менее, смогла измениться, сохранив уникальные японские черты, поэтому ее можно назвать примером страны, которая успешно сохраняет свою идентичность в ходе процессов глобализации.
Целью курсовой работы является изучить изменение японской национальной идентичности после Второй мировой войны и оценить ее актуальность текущим и будущим целям Японии.
Для достижения указанной цели определены следующие задачи:
Причины и принципы успешного существования и развития государства волновали умы многих исследователей – политиков и историков, философов социологов и специалистов по международным отношениям.
Существует немало политологических теорий, в которых в числе причин и факторов успешного развития и генезиса государств многими учеными назывался и такой фактор, как «национальная идентичность».
Вопрос национальной самоидентификации или осознания своей национальной сущности (англ, national identity) является основным в процессе развития национального самосознания любой нации. Кто мы? Каково наше место в мире? Какова наша миссия? Эти «проклятые вопросы» существуют всегда. В каждую историческую эпоху национальное самосознание отвечает на них по-разному, и этот «ответ» является одной из главных характеристик эпохи[1].
Очевидно, что каждый великий народ, создавший своё национальное государство, формирует собственную национальную идею, главное предназначение которой состоит в определении национально-государственной идентичности в ряду других народов. Различаются также наднациональные идеи, сформулированные на основе цивилизационных, культурно-исторических или вероисповедных принципов, критериев, ценностных систем и т. д.
Среди исследователей, так или иначе занимавшихся проблематикой «национальная идентичность», можно отметить таких авторов, как Кристиан Вельцель и Рональд Инглхарт, Хосе Ортега-и-Гассет, Самюэль Хантингтон, Антони Д. Смит, Френсис Фукуяма, Русанна Габер, Дуглас В. Блум6, К. Гаджиев и др.
К. А. Кузнецов и П. А. Щелин в своей статье[2] выдвинули концепцию, объясняющую причины и принципы успешного существования и развития государства, в рамках которой ключевым для анализа выступает понятие национальной идентичности.
Объясняя данную концепцию, авторы обращают внимание на два аспекта, традиционно выделяемых в понятии: «идентичность» и «нация».
Естественно, сразу же возникает вопрос о том, что именно понимается под идентичностью. Этой теме, главным образом, в психологии личности и социальной психологии, посвящен достаточно большое количество работ, но при этом, по мнению К. С. Гаджиева[3], нельзя сказать, что сложилась сколько-нибудь общепринятая трактовка этого феномена. На этом направлении, по мнению данного автора успехи достигнуты прежде всего в изучении идентичности личности. П. Бергер, определяя понятие идентичности рассматривал понятие «идентичность» в одном смысловом ряду с такими понятиями, как «образ Я», «Я-концепция», «самоописание». То есть, под идентичностью понимается определенный целостный образ, который индивид собирает о самом себе, неизменный во всех жизненных ситуациях, в которых осознаёт себя индивид.
Идентичность – резюмируют К. А. Кузнецов, П. А. Щелин, – понятие, широко употребляемое и имеющее множество трактовок, тем не менее объединенных обшей идеей: идентичность – это самоидентификация индивида или группы людей с более значительной группой: кроме того, идентичность влияет на самосознание индивида, наделяя его пониманием того, что группа, с которой он себя соотносит, обладает особыми качествами, отличающими ее от других групп.
Под понятием «нация» эти же авторы предлагают понимать высшую этническую общность людей, возникшую на основе общих исторических корней, культуры, территории, языка, менталитета и объединенных общим национальным самосознанием.
Исходя из этого в рамках предлагаемой К. А. Кузнецовым и П. А. Щелином теории под национальной идентичностью следует понимать комплекс трех основных идей, постоянно присутствующих в сознании большинства населения государства: «общее прошлое/общий опыт государственности, позитивно воспринимаемое общественным сознанием», «набор общих ценностей для данного социума», и выступающая следствием вышеупомянутых факторов «общая ответственность за будущее страны»[4].
История Японии и японской нации насчитывает много веков. Каждый народ, разумеется, помнит и чтит события своей истории, но с точки зрения национальной идентичности, на наш взгляд, важны лишь те исторические события, которые помнят еще живущие старики. Именно они передали опыт и отношение к реалиям жизни более молодым детям и внукам. Поэтому в рамках темы данной работы, как мы предполагаем, следует рассмотреть лишь те исторические события, которые были еще на слуху, которым были живые свидетели у жителей Японии накануне Второй мировой войны.
В 1939 году, которым датируется начало Второй мировой войны, были живы японцы, заставшие главное, пожалуй, событие японской истории XIX века – В конце 1867 г. сёгунат Токугава прекратил свое существование и произошла Реставрации Мэйдзи.
Сёгунат Токугава просуществовал в Японии достаточно долго: 1603-1867 годы. Во время его становления Япония была вновь соединена в единое государство. Токугава Иэясу начал, а его потомки продолжили ряд значительных политических и социально-экономических реорганизаций в стране. Была создана постоянная административная система сёгуната. Император и его двор, как и прежде, были целиком отстранены от власти. Стремясь к тотальному контролю страны, Токутава ввёл жесткое деление общества на 4 класса (самураи, крестьяне, ремесленники и купцы), высшим из которых признавался класс дворян-самураев. При этом жёсткой регламентации были подвергнуты все сферы жизни, вплоть до мелочей быта[5].
Одной из важных задач периода его становления и дальнейшего развития сёгуната Токугава было изгнание европейцев и запрет христианства, что в результате привело к совершенному «закрытию» страны и прекращению контактов с внешним миром. Исключение было сделано только для Китая и Голландии, ограниченные контакты с которыми длились на протяжении всего периода Эдо.
Однако уже с середины XVII века начинают наблюдаться кризисные явления, ухудшается экономическое состояние. Ситуацию усугубляли голод, крестьянские бунты и обнищание дворянства. Попытки реформ не принесли результата.
В первой половине XIX в. в японском обществе развился всеобъемлющий системный кризис. Он обнаруживался во всех сторонах жизни – в замедлении роста экономики, в дестабилизации феодальной сословной структуры, в падении эффективности государственного управления и росте местного сепаратизма. Важным фактором обострения этого кризиса стала также деятельность в Японии иностранцев, появившихся там после вынужденного прекращения политики самоизоляции.
В начале XIX в. Европейские страны и США, которые вели борьбу за раздел колоний, заинтересовала Япония, в качестве потенциального рынка для американских и европейских товаров, а порты этой страны представлялись удобными перевалочными пунктами в торговле с Китаем и могли стать базой американского китобойного флота в северной части Тихого океана.
Первой брешью в стене, отгородившей Японию от всего остального мира, был Канагавский договор между США и Японией, подписанный 31 марта 1854 года. Он послужил образцом для заключения сходных соглашений с иными государствами: в октябре 1854 г. был подписан японо-британский, а в январе 1855 г. – японо-русский договор. Продолжили череду подобных договоров Голландия (январь 1856 г.), Франция (октябрь 1858 г.) и ряд других стран.
В июле 1858 г. Соединенные Штаты настояли на заключении с Японией торгового договора. Этот договор лишил Японию таможенного суверенитета и сделал еще более неравноправными двусторонние отношения. Аналогичные договоры были подписаны с Голландией, Россией и Великобританией (август 1858 г.), Францией (октябрь 1858 года), Португалией (август 1860 г.)[6].
Таким образом Япония вышла из состояния изоляции на мировую арену, но не как автономное государство и равный партнер, а как зависимая, опутанная неравноправными соглашениями страна. Эти договоры открывали японский рынок для иностранных товаров, устанавливали грабительские таможенные тарифы, вводили невыгодный обменный курс валют, закрепляли систему экстерриториальности иностранцев.
«Открытие» Японии способствовало, с одной стороны, ее активному вовлечению в мировые торгово-экономические связи, а с другой, – усугубляло кризис малопроизводительного хозяйства феодального типа, что привело к общему политическому кризису в 60-е годы.
Обострение внутриполитических конфликтов заставило иностранцев выдвинуть новые требования японскому правительству, которые сёгун принял безоговорочно. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения антисёгунских сил и привело к гражданской войне (1868-1869), которая стала следствием социальных, экономических и политических неурядиц, постигших открывшуюся миру Японию.
Антисёгунские силы одержали победу в этой войне, и 3 января 1868 года император Мэйдзи провозгласил реставрацию всей полноты императорской власти. Это и последующие события называются реставрацией Мэйдзи, имевшей по своим как ближайшим, так и отдаленным последствиям поистине революционный характер.
Эти события открыли линию капиталистического развития и ускоренной модернизации, радикально поменяли структуру японского общества и обусловили дальнейший путь развития государства. Можно сказать, что основы процветания Японии в современном мире были заложены свержением сёгуната и последующими реформами, осуществленными новой властью.
Реставрация Мэйдзи по своим последствиям (централизация власти, урбанизация, индустриализация) была близка к революциям европейского типа, в ее ходе японцы решали задачу, нехарактерную для великих европейских революций. Они делали максимум возможного для сохранения независимости их страны и создания государства, обладавшего равным статусом с европейскими[7].
Из всех стран Азии только Японии удалось провести коренные социально-экономические преобразования и избежать этой участи. Дело во многом в той национальной идентичности, которая была у японцев. Именно эта национальная идея помогла жителям страны поддержать чувство национального достоинства и чувство ценности своей культуры. Основой идеи была мысль о божественном происхождении нации, персонифицированной в императоре, что поддерживало в Японии политическую преемственность и духовное единство.
Поэтому восстановление императорской власти было вполне логичным лозунгом борьбы национально-ориентированных сил с изжившим себя режимом сёгуната, борьбы против угрозы потери национальной независимости. Реставрация Мэйдзи ознаменовала собой возвращение к правлению императора как к древней, истинной традиции.
Это в полной мере соответствовало духу японской истории, в которой явственно прослеживается принцип преемственности. Новые элементы, как правило, добавлялись к старой структуре, не разрушая ее, сосуществуя с ней. Постепенно эти элементы, видоизменявшиеся по мере приспособления к старой структуре, вызывали перестройку всей системы. Если на Западе новая ступень развития достигалась отрицанием предыдущей, то в Японии – путем обновления традиций. Поэтому не случайно для определения сути мэйдзийских событий современниками был выбран имеющий многовековую историю термин исин, означающий именно «обновление».
В основу обновленной государственной идеологии легло понятие кокутай (возможный перевод – «государственный организм») – специфически японская концепция государственной общности, объединявшая императора (первосвященника религии синто и сакрального вождя), японский народ и собственно Японские о-ва (творение богов-демиургов Идзанаги и Идзанами) в единое органическое целое.
Формированию такого миропонимания способствовали этническая однородность японцев, два с лишним столетия полной изоляции страны от внешнего мира и фактор островного положения. В этих обстоятельствах японцы естественным образом пришли к осознанию себя единым организмом, государственно-этническим и духовно-религиозным целым. В Японии с давних пор бытовало понятие о государстве как о сложном организме, в котором все взаимосвязано в соответствии с законами природы и традициями. Иными словами, в понятии кокутай в неразрывной связи находились природа Японии, ее население и ее боги.
Вектор, заданный реставрацией Мэйдзи сохранялся в Японии долгие годы, что привело к росту и развитию ее как страны вплоть до поражения Японии во Второй мировой войне.
После поражения Японии во Второй мировой войне в стране началась оккупация, закончившаяся в апреле 1952 г. Она продолжалась 6 лет и 8 месяцев. Накануне подписания акта о капитуляции главнокомандующим союзными оккупационными войсками был назначен генерал Макартур, которому был передан, одобренный 6 сентября 1945 г. президентом США Трумэном документ. Этим документом были разработанные совместно госдепартаментом, военным и морским министерствами «Основные принципы политики США в отношении Японии в начальный период оккупации».
В нем были указаны конечные цели оккупации: во-первых, «обеспечить, чтобы Япония не стала вновь угрозой для Соединенных Штатов или для мира и безопасности во всем мире»; во-вторых, «создать миролюбивое и ответственное правительство, которое уважало бы права других государств и поддерживало бы американские цели, (отраженные в идеалах и принципах хартии Объединенных наций».
Главнокомандующему оккупационными войсками предлагали действовать «через японское правительство, включая императора и другие органы». За японским народом признавалась «свобода перемены формы правления в Японии, если подобная перемена не будет противоречить безопасности американской армии и осуществлению целей оккупации».
Как отмечают исследователи, для оккупационного режима в Японии были характерны два момента: во-первых, оккупация осуществлялась американскими войсками, выступавшими от имени союзных держав; во-вторых, назначенный правительством США главнокомандующий оккупационными войсками, определяя направление преобразований в Японии, издавал обязательные для исполнения рекомендации (меморандумы и директивы главнокомандующего) и передавал их правительству Японии, которое проводило их в жизнь от своего имени, под свою ответственность и во многих случаях при необходимом законодательном оформлении.
Весь период оккупации Японии можно условно делить на два этапа – 1945-1948 и 1949 – 1951 гг.
Главным содержанием первого из них стали охватившие все стороны жизни страны реформы, которые открыли возможность для ее развития по-новому, демократическому пути.
Второй период характеризовался, прежде всего, стремлением стабилизировать общественно-политическую жизнь Японии при одновременном фактическом отказе от некоторых наиболее радикальных преобразований в сфере экономики и политики, за что он получил в публицистической и научной литературе название «обратного курса».
Первый период оккупации, окончание которого можно условно отнести ко второй половине 1948 г., принес в жизнь Японии громадные перемены.
В обществе царила духовная растерянность. Она была вызвана тем, что буквально в одночасье были поколеблены и в значительной степени разрушены традиционные ценности национального самосознания. В частности, была уничтожена вера в божественную и историческую миссию Японии в мире, в национальную исключительность ее народа, и впервые за всю историю страны на архипелаге появились иностранные войска[8].
Примерно за год-полтора, начиная с сентября 1945 г., в соответствии с директивами оккупационных властей была осуществлена демилитаризация страны, ликвидированы политическая полиция, ультранационалистические, шовинистические и правые организации, арестованы и преданы суду Международного трибу нала главные военные преступники. Были также освобождены политические заключенные, легализованы политические партии, провозглашена свобода критики императорской системы, проведена чистка государственных учреждений от лиц, связанных в прошлом с милитаристской деятельностью.
Принятие новой конституции и других законодательных актов заложило основу коренной перестройки и демократизации политического строя в Японии. Начали функционировать необходимые элементы гражданского общества, присущие демократическим государствам: политические партии разной идейно-политической ориентации, профсоюзы и предпринимательские объединения, иные общественные организации, органы местного самоуправления, свободные от цензуры средства информации.
В ходе земельной реформы были разрушены отсталые производственные отношения, мешавшие прогрессу сельского хозяйства и выходу деревни из нищеты и создававшие социальную базу политического экстремизма. Благодаря роспуску дзайбацу и введению антимонопольного законодательства включился механизм рыночной экономики с ее принципом свободной конкуренции. Одновременно принятие трудового законодательства на уровне передовых демократических стран дало наемным работникам возможность отстаивать свои социальные права, добиваться улучшения условий труда, материального положения.
В ряду системных демократических преобразовании чрезвычайно большое значение придавалось проблеме отношения религии и государства, религии и общества. Ее решение началось практически сразу же после подписания акта о капитуляции с принятием ШОВ ряда важнейших документов, в частности директивы «Об отмене государственного покровительства, сохранения, управления и распространения государственного синто» от 15 декабря 1945 г. Таким образом, раз и навсегда был ликвидирован государственный синто. Однако связь синто с милитаристской идеологией, более того, ассоциация его с существовавшим в предшествующие годы авторитарным режимом и проводимой им политикой, вкупе с другими факторами, весьма негативно сказались на положении национальной религии в контексте религиозной жизни послевоенной Японии[9].
Исключительно важным было очищение сферы образования от упоминаний или использования синтоистских доктрин в любой форме и любыми средствами. В учебных заведениях полностью прекратилось изучение теологии синто и мифологии, что составляло ранее основное содержание важнейшего предмета преподавания – морального воспитания. Учебники по истории страны переписывались, а мифы изучались только как памятники литературы, вне связи с историей императорской династии. Были запрещены учебные поездки школьников в святилища, но, поскольку многие из них являлись историческими памятниками или располагались в исторических местах, это ограничение затем было снято.
Буквально с первых дней оккупации встал вопрос не только об ответственности императора за преступления военных лет, но и о существовании самого института императора. Политическая элита сразу же решила показать, что спокойно провести демобилизацию, подготовить нацию к предстоящей оккупации, держать ситуацию в стране под контролем может только императорская семья. Поэтому после объявления акта о капитуляции 15 августа 1945 г. до ее подписания 2 сентября 1945 г. – 17 августа впервые было создано правительство во главе с членом императорской фамилии фельдмаршалом принцем Хигасикуни Нарухико (он был женат на девятой дочери императора Мэйдзи, а его сын – на дочери Хирохито). Это был сделано для того, чтобы использовать авторитет императорского дома для безболезненного проведения всего комплекса мероприятий, связанного с поражением.
Сразу же после окончания войны начал формироваться новый образ императора Хирохито. Уже в акте о безоговорочной капитуляции он представал как пацифист, антимилитарист, пассивный зритель военных лет. В обществе дискутировался вопрос об отречении императора. Объяснения этому были разные. Близкие родственники (принц Микаса) и ближайшее окружение (маркиз Кидо) желали отречения Хирохито ради спасения императорской системы как таковой и сохранения у власти основной части прежнего истеблишмента. Но среди американского руководства возобладало мнение о необходимости сохранения императора как гаранта стабильности в очень неспокойном в то время японском обществе. Таким образом, личное желание Хирохито не оставлять трон и прагматичный подход генерала Макартура совпали. Во время первой встречи императора с Макартуром (по инициативе императора) 27 сентября 1945 г. в присутствии только личного переводчика императора он заявил: «51 пришел к Вам, генерал Макартур, чтобы предать себя в руки правосудия тех держав, которые Вы представляете, как единственный, на ком лежит ответственность за каждое принятое военное и политическое решение и за каждое деяние, совершенное моим народом в течение войны. Что касается моей личной судьбы, то это не имеет значения. Я отдаю себя в Ваши руки, я буду согласен с любым решением»[10].
Немаловажную роль в том, что император не был признан военным преступником, сыграло его новогоднее обращение к нации 1 января 1946 г., известное как «Декларация человека». Это был совместный американо-японский документ, который во многом предопределил сохранение института императора. В этом обращении император Сева публично отказался от своего божественного происхождения, т.е. сменил статус «живого бога» на статус обычного человека.
В декларации император, в частности, заявил: «Связи между мной и моим народом всегда основывались на взаимном доверии и взаимной любви. Эти отношения не зависят от легенд и мифов. И они не основываются на ложной концепции, что император является божеством и что японцы – высшая раса, предназначенная повелевать миром».
Однако самым главным в этом обращении был не отказ от божественного происхождения императора, а утверждение, что монархия в Японии совместима с демократией еще со времени Клятвы императора Мэйдзи 1868 г. (имелось в виду обещание созвать «публичное собрание и решать административные дела по общему согласию»).
Содержательная сторона новогоднего обращения императора была высоко оценена в США. Газеты писали, что этим выступлением император заявил о себе как о величайшем реформаторе в истории Японии, что оно открыло путь для политических реформ, которые могут превратить страну в подлинно конституционное государство, а это означает переход Японии от восточной деспотии к современной демократии.
Наиболее важным в отречении от идеи «божественного происхождения» было то, что и император, и правящая элита в тяжелейших условиях краха милитаристской идеологии и оккупации сочли необходимым сохранить преемственность японской государственности. Стержнем этой преемственности как раз и явилось сохранение института императора, позже объявленного в Конституции 1947 г. «символом государства и единства народа».
Из всех политических реформ, закрепленных в конституции 1947 г., наибольшие, если не собственно политические, то моральные и духовные последствия имели положения ее первой главы – «Император». Поскольку отстранение императора от власти и уничтожение императорской системы не встретили бы поддержки ни у политической элиты, ни у народных масс, институт императора был сохранен, но конституция официально лишила его какой бы то ни было политической власти. Более того, законодательное отделение религии от государства (ст. 20) дополнительно лишало его государственной власти в духовной сфере, хотя император формально оставался первосвященником синто[11].
Наиболее значимой в конституции является 9 статья, которая поистине представляет собой законодательное новшество мирового значения и потому привлекает всеобщее внимание как в Японии, так и за рубежом. Согласно этой статье, «японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как с ос детва разрешения международных споров».
Вместе с тем многие из начатых реформ в те годы не были еще доведены до конца, а работа по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства не принесла достаточно ощутимых для народных масс результатов. Конкретная политика экономического возрождения продолжала оставаться в стадии разработки и корректировки.
Основные события второй половины оккупационного периода разворачивались под прямым или косвенным воздействием обострявшейся конфронтации между США и Советским Союзом на международной арене.
С окончанием второй мировой войны США стали самой могущественной страной капиталистического мира, его экономическим центром и военно-политическим лидером. Американские правящие круги претендовали на переустройство международных отношений под своим руководством и в соответствии с представлением о «мире по-американски» – «Pax Americana».
В Вашингтоне был разработан внешнеполитический курс на обеспечение национальных интересов США в любой точке мира с опорой на военную силу в том числе с учетом монопольного обладания ядерным оружием.
В то же время и руководство СССР, сыгравшего главную роль в разгроме гитлеровской Германии, стремилось использовать победу для расширения советского влияния в Восточной и Центральной Европе и создания там политических режимов по собственному образцу, а также активизировало поддержку различных национально-освободительных движений, в первую очередь, в Азии.
Война в Корее, непосредственным участником которой были американские вооруженные силы, оказала громадное, многостороннее воздействие на Японию, продолжавшую находиться под американской оккупацией.
Во-первых, война ускорила восстановление японской экономики.
Во-вторых, окончательно оформился курс США на превращение Японии в своего стратегического союзника. С этих позиций стал решаться вопрос о заключении с ней мирного договора.
Правительство США повело дело к договорному оформлению союзнических отношений с Японией и сохранению американских войск на ее территории и после прекращения оккупации, а также перешло к поощрению перевооружения Японии.
В-третьих, события в Корее отразились на внутриполитической обстановке в Японии. Конфронтация на международной арене в крайней форме ее проявления – войне – вызвала там горячие споры о выборе внешнеполитической ориентации после завершения оккупации.
Японская национальная идентичность подверглась серьезным испытаниям после поражения Японии во Второй мировой войне. Это был своего рода духовный и идейный кризис, на фоне кризиса политического. Все прежние идеалы, которые были у японцев, рухнули, вера в императора, его божественное происхождение, и такое же божественное покровительство также переживала серьезный кризис.
Оккупационные власти проводили своего рода послевоенное «перевоспитание» Японии. Оно, разумеется, было не столь глубоким, как в Германии, но тоже наложило осязательный до сих пор отпечаток на японское национальное самосознание.
По мнению В. Э. Молодякова, японцам был привит не только «комплекс вины» за развязывание войны на Тихом океане (ныне на исключительной ответственности Японии настаивает лишь небольшое количество японофобов и любителей сенсаций), но и сознание того, что ответственность за войну и военные преступления (многие из которых, как потом выяснилось, оказались преувеличенными) несет весь народ, что японская агрессия является закономерным итогом всей истории страны. С некоторым огрублением можно сказать, что «быть японцем» стало стыдно[12].
Послевоенные реформы, проходившие в стране, многие так часто сравнивали с реформами эпохи Мэйдзи, что это, по утверждению В. Э. Молодякова, стало общим местом. Разница, же между ними, утверждает данный автор, колоссальная. Реформы эпохи Мэйдзи проводила правящая элита страны по своему сценарию и «японский дух», по крайней мере, в большинстве их присутствовал, в то время как послевоенные реформы проводились принудительно и в самом что ни на есть «западном духе».
Совсем недавно, в 2015 году стал достоянием гласности документ под названием War Guilt Information Program – в переводе и английского – «Предлагаемая информационная программа о военной вине». В этом документе, датируемом 1948 годом, говорится о мерах оккупационных властей по привитию японской нации «чувства вины» за развязывание Тихоокеанской войны. Указаны меры, которые должны предпринять оккупационные власти, чтобы это чувство вины было привито японской нации, говорится о средствах цензуры и других мерах, которые закрепили бы это чувство вины в японском национальном сознании.
Однако, дискуссии по поводу содержания этого документа доступны лишь на английском языке, в трудах отечественных историков о нем нет упоминания, что, скорей всего неудивительно, в силу того, что этот документ стал предметом споров и дискуссий совсем недавно.
Невозможно с более или менее большой долей вероятности утверждать, применялись ли оккупационным властями меры, предлагаемые в данном документе, насколько серьезно эти рекомендации выполнялись.
К тому же, как указано во второй части нашей работы, во многом политика «перевоспитания» японской нации изменилась с началом Корейской войны 1950-1953 годов.
Если в начале оккупации Японии у правительства США цели были одни, то в ходе Корейской войны эти цели изменились, потому как США желал видеть в Японии – своего надежного стратегического партнера в Тихоокеанском регионе.
Окончание оккупации В 1952 году, после того, как оккупация закончилась национальное самосознание почувствовало определенное освобождение.
На первый план вновь выступили такие традиционные добродетели, как труд и прилежание, обращенные прежде всего на мирное возрождение страны. Чувства вины и стыда за минувшее, а также минусы имиджа страны в мире частично компенсировались такими факторами, как атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и отказ от войны на вечные времена, закрепленный в Девятой статье Конституции 1947 г. Япония добавила к своему имиджу еще и образ жертвы, хотя бы несколько компенсирующий образ агрессора.
Для определенной части общества первоначальная реабилитация прошла достаточно быстро, для некоторых, похоже, по утверждению В. Э. Молодякова, не закончилась и поныне[13].
В дальнейшем, японцам – для обретения новой полноценной национальной самоидентификации – предстояло реабилитировать себя в глазах окружающего мира. Признанные всеми успехи в экономике и социальной сфере захотелось дополнить статусом всемирно-значимой культурной сверхдержавы, к которому Япония стремится уже несколько десятилетий, но которого пока так и не обрела.
О двух составляющих японской национальной идентичности – чувстве вины и образа жертвы – пишет в своей статье Д. В. Стрельцов.[14]
По мнению этого автора, становление послевоенной национальной идентичности Японии содержалась в формировании на уровне массового сознания непростой этико-философской конструкции, в рамках которой негативное отношение в Японии к собственному милитаристскому прошлому сочеталось с психологическим комплексом виктимности, т. е. ощущением собственной жертвенности, создававшим чувство психологического комфорта. Чего не было, например, в послевоенной Германии.
Комплекс виктимности, по мнению этого автора, был достаточно устойчив и самовоспроизводился в нескольких послевоенных поколениях японцев. И тому есть ряд причин: он поддерживался как работами консервативных ученых, так и стремлениями официальных властей, которые время от времени ставили вопрос о необходимости усиления «патриотического воспитания» в стране.
Среди значительной части японского социального мнения сформировалось представление о том, что видение истории, в котором Япония предстает в неприглядном свете, является продуктом политической пропаганды и не соответствует действительности. Согласно распространенному мнению, японская армия продвигалась в 1930-е годы в страны Азии, сражаясь за правое дело – освободить азиатские народы от белых колонизаторов.
Комплекс виктимности подпитывался доводами о том, что японская нация во время Второй мировой войны сама понесла немалые жертвы и испытал непередаваемые страдания, а потому уже с лихвой окупила свои грехи. Из 74 млн населения Японской империи в ходе войны погибло около трех миллионов человек, в том числе около 800 тысяч мирных жителей. Во время атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки погибло несколько сотен тысяч человек, а страдания жертв атомных бомбардировок продолжались на протяжении многих послевоенных десятилетий.
Практически все японцы знают и помнят о ковровых бомбардировках Японии американской авиацией весной и летом 1945 года. Так, например, во время бомбежки Токио 10 марта 1945 г. от бомб и вызванного ими пожаров погибло около 100 тысяч жителей[15].
Особый упор, помимо этого, делался на те исторические факты, которые подтверждали положение о несправедливом отношении к Японии со стороны стран коалиции. Почти массовой стала доктрина о том, что Токийский трибунал представлял собой «суд победителей», а его вердикты были предсказуемо необъективны.
Сыграли свою роль и сравнительно умеренные, по сравнению с Германией, масштабы послевоенных политических чисток. В борьбе с коммунистической угрозой, американские оккупационные власти де факто пошли на соглашение с тогдашним японским политико-бюрократическим аппаратом, отказавшись от массовых чисток государственного истеблишмента по германской модели, а после перехода к «обратному курсу» полностью или частично освободили представителей этого истеблишмента от ответственности за сотрудничество с милитаристским режимом. Достаточно снисходительными к Японии были и условия Сан-Францисского мирного договора, по которым Япония практически полностью освобождалась от репараций.
Формированию чувства виктимности способствовало и то обстоятельство, что в большинстве государств, являвшихся противниками Японии и бывших жертвами от японской агрессии, в первые послевоенные десятилетия преобладала точка зрения о нецелесообразности акцентирования чрезмерного внимания к преступлениям японского милитаризма.
В коммунистическом Китае, например, в 1950-е – 1960-е годы негативные высказывания в адрес Японии и даже напоминание о страданиях, которые испытал от японской агрессии китайский народ, считались «нетактичными».
Для правящей Коммунистической партии Китая в то время было важно вырваться из дипломатической изоляции и получить дипломатическое признание западных стран, и в том числе Японии, поэтому и высказывания о вине Японии были ограничена из-за нежелания ее лишний раз раздражать.
Кроме того, в государственной китайской историографии японский милитаризм был отнюдь не самым опасным врагом – гораздо более ужасным врагом считался режим Чан Кайши. Кроме того, по логике коммунистической идеологии, преобладало представление о необходимости разделения ответственности народа и власти: японский народ, согласно этой установке, сам был жертвой немногочисленной клики оголтелых милитаристов, а обвинять в преступлениях весь народ было нельзя[16].
Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай заявили, что за агрессию Японии должен нести ответственность ограниченный круг оголтелых милитаристов, а вовсе не японский народ». Именно поэтому значительных расследований преступлений японской армии в 1950-е – 1960-е годы в КНР почти не проводилось. Не поднимал в переговорах с японцами Пекин и проблему репараций, даже в период, когда накануне восстановления двусторонних отношений у Китая было гораздо больше оснований ставить этот вопрос[17].
Вплоть до начала 1970-х годов прошлого века не имели обширного социального резонанса многие из вопросов военной истории, поднимаемых сейчас в политической повестке дня в японо-южнокорейских отношениях, и со стороны Сеула.
Когда в 1965 г. решался вопрос о восстановлении дипломатических отношений, южнокорейская сторона с готовностью согласилась на заключение секретной сделки об оказании «финансовой помощи» объемом около 500 миллионов долларов, которые определялись именно в качестве помощи, а не в качестве репараций. Сделано это было во многом по настоянию японской стороны, которая не желала заострять внимание на своей военной ответственности.
Достаточно мягким было отношение в Соединенных Штатах к «историческим грехам» Японии. Во многом это было связано с тем, что центр внимания государственной американской историографии был направлен на Тихоокеанскую войну (Pacific War), т. е. на военных операциях в которой принимала участие армия США в Тихоокеанском бассейне, а боевые действия, которые вела Япония в Китае и других странах Восточной и Юго-Восточной Азии, сами собой оставались на окраине исследовательского интереса.
Основная вина Японию, по мнению американцев, заключалась в нападении на Пёрл-Харбор, которое с их точки зрения перетягивало любые действия японских милитаристов на материке.
Кроме того, свою роль в относительно слабом внимании к проблеме преступлений японской императорской армии на материке играло то обстоятельство, что оккупационная администрация США на определенном этапе стала поддерживать идею «патриотизма» в японском обществе, рассчитывая использовать его в качестве рычага для консолидации японской нации в целях борьбы с коммунизмом (особенно сильно это стало заметно с началом Корейской войны).
В период оккупации Японии сами оккупационные власти США поддерживали тезис о нации-жертве с целью ослабить враждебность со стороны населения и повысить степень управляемости страной. Внедрение в широкое общественное сознание идеи о том, что японский народ сам стал жертвой милитаристского режима, разрешало провести четкую разделительную линию между милитаристской кликой и пострадавшим от ее действий населением (в этом американский подход принципиально не отличался от подхода КНР). Разнесение по разные стороны баррикад нации и государства логически подводило к заключению о том, что японский народ не может нести ответственность за преступные решения своих лидеров. В свою очередь, это способствовало укреплению легитимности оккупационного правления и создавало дополнительный барьер против возрождения милитаризма.
После окончания Второй мировой войны и периода оккупации японская экономика сумела поразительно быстро восстановиться и достичь высоких темпов экономического роста. В 1956 году Показатель ВВП на душу населения превысил довоенный уровень 1940 года. Средний годовой прирост ВВП во время восстановления, составлял 7,1 процента на душу населения составлял; более того, после завершения процесса восстановления японская экономика продолжила развитие переходом к периоду высоких темпов роста.
Вот уже много лет и по сегодняшний день, из года в год ВВП Японии уверенно занимает третье место в мире, уступая лишь ВВП стран, которые гораздо больше ее по территории – США и Китаю.
По утверждению В. Э. Молодякова, поражение в войне в материальном плане принесло японцам сытую и благополучную жизнь, которая научила их абсолютизации материальных ценностей и материального прогресса. «Имперский блеск» Японии больше не снится. Кругозор абсолютного большинства граждан, а это и избиратели, и налогоплательщики, ограничен Японскими островами.
Так что, как утверждает указанный автор, глобальной державой в совершенном смысле этого слова Япония не сейчас не является. Сами японцы часто говорят о своей стране как об «экономическом гиганте и политическом карлике». Дисбаланс налицо, однако новое обретение Японией геополитической самостоятельности в условиях нынешнего глобального баланса сил представляется нереальным.
Однако, не в экономике дышит дух. По мнению В. Э. Молодякова нельзя утверждать, что духовная культура современной Японии являет собой пустыню, но и великой культурной державой XX века ее нельзя считать.
Взнос Японии в мировую культуру– от храмов эпохи Нара и хэйанской прозы до чайной церемонии и гравюры укиё-э, – связано с традиционной, а не «современной» культурой. Ярким воплощением культуры глобализированной Японии можно считать ее современную «попсу», которая абсолютно подражательна и конкурентоспособна лишь на рынке с «пониженным порогом восприятия»[18].
Самобытность японской цивилизации и значение ее общего вклада в мировую культуру не вызывают более ничьих сомнений, однако в основе «духовной политики» большинства властителей послевоенной Японии лежало либо искоренение «японского духа», либо его приспособление ко вкусам и желаниям новых хозяев One World.
Молодое поколение японцев, все чаще идентифицирует себя в качестве космополитов, граждан мира, как органическую часть мирового сообщества и не считают свою культуру непостижимой для иностранцев. Старшие тревожатся, как бы молодежь окончательно не лишилась национальной самоидентификации, но молодежи всегда и везде свойственны, во-первых, большая открытость ко всему новому, а во-вторых, подчеркнуто критическое отношение к идеям и идеалам отцов.
Следует признать, пишет В. Э. Молодяков: у нынешних японцев большие проблемы с «японским духом». А ведь именно он позволял им выживать в условиях предшествующих витках истории, обеспечивал благополучное приспособление, которая позволяло цивилизации сохранить саму себя. «Японский дух» – как основа любой традиционной цивилизации – по определению противоположен «современному миру» и глобализации.
Искреннее и полное возвращение Японии и «японского духа» в азиатский духовный, цивилизационный и культурный контекст представляется наиболее продуктивным ответом на вызов нынешнего витка глобализации. Япония может «сохранить лицо» только в естественной для нее среде. Тем более, что многие уже давно воспринимают широко понимаемую Азию как единую в своих основах цивилизацию, как исторически сложившуюся и вполне дееспособную альтернативу «белой» западной цивилизации.
Таким образом, в данной работе нами рассмотрены этапы национальной самоидентификации японской нации, прошедшей Вторую мировую войну и последующий период восстановления и возрождения.
За отправную точку становления национальной идентичности мы сочли необходимым взять эпоху реформ в Мэйдзи, которые начались в 1867 году. Это было сделано потому, что к 1939 году – году вступления Японии во Вторую мировую войну – были еще живы люди, заставшие эти реформы, передававшие свой опыт более младшим поколениям.
К тому же Реставрации Мэйдзи покончила с самоизоляцией Японии, сделала Японию открытой миру страной, помогла японской нации ощутить себя частью мирового сообщества. Реставрация Мэйдзи по своим последствиям (централизация власти, урбанизация, индустриализация) была близка к революциям европейского типа, в ее ходе японцы решали задачу, нехарактерную для великих европейских революций. Они делали максимум возможного для сохранения независимости их страны и создания государства, обладавшего равным статусом с европейскими.
Из всех стран Азии только Японии удалось провести коренные социально-экономические преобразования и избежать этой участи.
В основу обновленной государственной идеологии легло понятие кокутай (возможный перевод – «государственный организм») – специфически японская концепция государственной общности, объединявшая императора (первосвященника религии синто и сакрального вождя), японский народ и собственно Японские о-ва в единое органическое целое.
Вектор, заданный реставрацией Мэйдзи сохранялся в Японии долгие годы, что привело к росту и развитию ее как страны вплоть до поражения Японии во Второй мировой войне.
Потерпев поражение во Второй мировой войне Япония вынуждена была смириться с тем, что в стране началась оккупация, закончившаяся в апреле 1952 г.
Первый период оккупации, окончание которого можно условно отнести ко второй половине 1948 г., принес в жизнь Японии громадные перемены. В числе этих перемен надо назвать демилитаризацию страны, которая с принятием новой Конституции навсегда отказалась вооруженным путем решать международные конфликты.
Важнейшим моментом этих перемен было и переосмысление роли императора, который вместо религиозного вождя, каким почитался довоенной государственной идеологией, стал простым смертным человеком.
Война в Корее, непосредственным участником которой были американские вооруженные силы, оказала громадное, многостороннее воздействие на Японию, продолжавшую находиться под американской оккупацией. В это время был сменен внешнеполитический курс Японии, которую США решили сделать своим стратегическим союзником.
Серьезным испытаниям после поражения Японии во Второй мировой войне Японская подверглась национальная идентичность. Это был своего рода духовный и идейный кризис, на фоне кризиса политического.
Японской нации попытались привить «комплекс вины» за развязывание войны на Тихом океане, и сознание того, что ответственность за войну и военные преступления несет весь народ, что японская агрессия является закономерным итогом всей истории страны.
Существуют так же мнения, становление послевоенной национальной идентичности Японии содержалась в формировании на уровне массового сознания непростой этико-философской конструкции, в рамках которой негативное отношение в Японии к собственному милитаристскому прошлому сочеталось с психологическим комплексом виктимности, т. е. ощущением собственной жертвенности, создававшим чувство психологического комфорта.
После окончания Второй мировой войны и периода оккупации японская экономика сумела поразительно быстро восстановиться и достичь высоких темпов экономического роста.
Однако, поражение в войне в материальном плане принесло японцам сытую и благополучную жизнь, которая научила их абсолютизации материальных ценностей и материального прогресса.
У нынешних японцев большие проблемы с «японским духом». Искреннее и полное возвращение Японии и «японского духа» в азиатский духовный, цивилизационный и культурный контекст представляется наиболее продуктивным ответом на вызов нынешнего витка глобализации.
[1] Молодяков В. Э. Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж. – М.:Моногатари, 2011.- С. 267
[2] Кузнецов К. А., Щелин П. А. Национальная идентичность и устойчивая государственность // Сравнительная политика. 2014. №1 (14). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/natsionalnaya-identichnost-i-ustoychivaya-gosudarstvennost (дата обращения: 15.03.2020).
[3] Гаджиев К.С. Национальная идентичность: концептуальный аспект //. Вопросы философии. 2011. № 10. С. 3–16
[4] Кузнецов К. А., Щелин П. А. Национальная идентичность и устойчивая государственность // Сравнительная политика. 2014. №1 (14). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/natsionalnaya-identichnost-i-ustoychivaya-gosudarstvennost (дата обращения: 15.03.2020).
[5] История Японии (1945-1975) / Отв. Ред. В. А. Попов. – М.: Наука, 1978. –С.412
[6] История Японии (1945-1975) / Отв. Ред. В. А. Попов. – М.: Наука, 1978. - С.418
[7] История Японии / Под Ред. А. Е. Жукова. – М.: Институт востоковедения РАН, 1998. – Т. 2.1868-1998. – С.352
[8] Молодяков В. Э., Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. История Японии. XX век / Отв. Ред. В. М. Алпатов. – М.: Крафт+, 2007. – С.234
[9] Молодяков В. Э., Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. История Японии. XX век / Отв. Ред. В. М. Алпатов. – М.: Крафт+, 2007. – С.235
[10] Молодяков В. Э., Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. История Японии. XX век / Отв. Ред. В. М. Алпатов. – М.: Крафт+, 2007. – С.236
[11] Молодяков В. Э., Молодякова Э. В., Маркарьян С. Б. История Японии. XX век / Отв. Ред. В. М. Алпатов. – М.: Крафт+, 2007. – С.248
[12] Молодяков В. Э. Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж. – М.:Моногатари, 2011.- С. 271
[13] Молодяков В. Э. Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж. – М.:Моногатари, 2011.- С. 274
[14] Стрельцов Д. В. Идентичности России и Японии в послевоенный пе-риод (1945-1991 гг.) // Ежегодник Япония. 2016. №45. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/identichnosti-rossii-i-yaponii-v-poslevoennyy-period-1945-1991-gg (дата обращения: 06.03.2020).
[15] Стрельцов Д. В. Идентичности России и Японии в послевоенный период (1945-1991 гг.) // Ежегодник Япония. 2016. №45. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/identichnosti-rossii-i-yaponii-v-poslevoennyy-period-1945-1991-gg (дата обращения: 06.03.2020).
[16] Стрельцов Д. В. Идентичности России и Японии в послевоенный пе-риод (1945-1991 гг.) // Ежегодник Япония. 2016. №45. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/identichnosti-rossii-i-yaponii-v-poslevoennyy-period-1945-1991-gg (дата обращения: 06.03.2020).
[17] Стрельцов Д. В. Идентичности России и Японии в послевоенный пе-риод (1945-1991 гг.) // Ежегодник Япония. 2016. №45. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/identichnosti-rossii-i-yaponii-v-poslevoennyy-period-1945-1991-gg (дата обращения: 06.03.2020).
[18] Молодяков В. Э. Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж. – М.:Моногатари, 2011.- С. 278